Фазиль Искандер: ибо череп – священный сосуд

6 марта 2024 года мог бы отметить свой 95-й день рождения замечательный прозаик и поэт Фазиль Искандер. В честь этой даты Prosodia публикует его стихотворение «Воспоминанье о школьном уроке», где автор в несколько неожиданной форме определяет себя как поэта мысли.

Рыбкин Павел

Воспоминанье о школьном уроке

Я спросил у учителя робко:

– Что такое черепная коробка?

– Черепная?! – воскликнул учитель

И одернул мучительно китель. –

Что за странный вопрос? Черепная…

Это в общем коробка такая,

Где хранится наш разум и опыт,

Что веками учения добыт.

Потому в историческом плане

Мы рассмотрим вопрос...

Перед нами

Среднерусская наша равнина,

А на ней Святослав и дружина.

Что мы видим? Картина знакома.

Пир горою. Все пьют из шелома.

Но, обычай народный поправ,

Пьет из черепа князь Святослав.

И, конечно, он в этом неправ,

Ибо череп – священный сосуд,

Из которого, к счастью, не пьют.

Так вино и отрыв от дружины

Разлагали устои общины.

Вывод, думаю, всем будет ясен:

Алкоголь для здоровья опасен.

Вновь спросил я смущенно и робко:

– Что такое черепная коробка?

– О, тупица! – воскликнул учитель,

Раскрывая зловеще журнал,–

Назови мне такую обитель,

Где бы твой педагог не стонал.

Вот указка. Вот карта. К доске!

...Я проснулся в ужасной тоске.

Чем это интересно

Стихотворение входит в поэтическую книгу «Летний лес» (М.: Советский писатель, 1969). Оно не относится к числу ударных произведений автора, таких, например, как «Ежевика», «Дедушкин дом», «На лежбище котиков», и, в отличие от этих текстов, не было включено в итоговый посмертный сборник, составленный вдовой поэта к его 90-летию (Искандер Ф.А. Звездный камень. М.: «WebKninga», Поэтическая библиотека (Время), 2019). Тем не менее здесь очень любопытно решена, пожалуй, главная для поэзии Искандера, при всей ее южной образности и чувственности, тема – это тема мысли.

Название итоговому сборнику дало стихотворение «Тютчев», где, помимо строк о звездном камне, есть такие слова: «Многообразна только мысль, / Все остальное исчерпалось». В стихотворении «Поэту» именно тютчевское здание остается недостроенным и, таким образом, оставляет возможность развития:

Нет щедрости щедрей, чем Пушкин.

И не пытайся быть щедрей.

Читатель скажет: – Новый Плюшкин,

Незваный гость среди гостей.

А здесь на музыку атака.

Куда ты в музыку полез?

На Блока и на Пастернака

Ушла вся музыка небес.

Но если ты поэт и воин,

Попробуй с хаосом сразись!

Великий Тютчев недостроен,

Поскольку бесконечна мысль.

«Воспоминанье о школьном уроке» стоит в этом же ряду, потому что мысль (как минимум ее прибежище в виде черепной коробки) оказывается самым непредсказуемым образом, никакой мысли вообще не подконтрольным, связана с хаосом и стихией ночи. Это ведь именно сон, а вовсе не воспоминанье. А черепная коробка, по словам учителя, хоть и служит местом, где хранится наш разум и опыт, добытый веками учения, но на поверку оказывается скорее чердаком или чуланом – собранием, нелепой мешаниной из исторических ошибок, общих мест марксистской науки и пустых житейских прописей.

Так, исторический Святослав вроде бы ни из какого черепа на пил, даже наоборот, это из его собственного черепа печенежский хан Куря сделал потом кубок по случаю своей победы над князем. О каком отрыве от дружины можно говорить, если Святослав пьет вместе со всеми.

Ход рассуждений педагога блестяще пародируется выводом о вреде алкоголя для здоровья. Ученик не удовлетворен таким ответом и снова задает вопрос о том, что такое черепная коробка (робость и смущение тут четко акцентированы ритмической сбивкой в трехстопном анапесте). Учитель на сей раз не только уходит от ответа, но еще и вызывает отвечать к доске самого ученика, причем вопрос ставится в совершенно абсурдной, а вернее, демагогической форме: показать на карте места, где бы русский педагог не стонал от непроходимой тупости своих воспитанников.

Все это действительно кошмарный сон, а не ясное, при свете дня, воспоминание о прошлом.

В книге «Летний лес» «Воспоминанье...» помещено в интересный контекст. Предваряется оно стихотворением «Детство»:

Какая это благодать!

Я вспоминаю, ночью летней

Так сладко было засыпать

Под говор в комнате соседней.

<...>

Днем распадется этот круг

На окрики и дребезжанье.

Но сладок ночью слитный звук,

Его струенье и журчанье.

То звякнут ложкой о стекло,

То хрустнут кожурой ореха...

И вновь обдаст меня тепло

Уюта, слаженности, смеха.

И от затылка до подошв,

Сквозь страхи детского закута,

Меня пронизывает дрожь,

Разумной слаженности чудо.

Нет никаких сомнений, что тут, где речь напрямую идет о сне, перед нами как раз не сон, а именно воспоминания детства, причем совершенно иного эмоционального свойства, чем те, что связаны с уроком. Но что это за разумная слаженность? Оказывается, «неведенья огромный свет, / Раскованность непониманья». Ему противостоит другой, «бесплодный, беспощадный свет» мира взрослых, свет, условно говоря, семьи и школы. Вот только взрослые в финале оказываются еще более растеряны, чем дети, потому что в этом их беспощадном свете ничего толком не разглядеть, кроме того, что пить вредно.

После «Воспоминанья о школьном уроке» идет стихотворение «Ночные курильщики». Оно отчасти о том же самом распаде ночной слаженности мысли при свете дня:

По затемненным городам

Идет незримая работа,

Мужчины курят по ночам,

Они обдумывают что-то.

<...>

Трещит, разматываясь, нить:

Удачи, неудачи, числа..,

Как жизни смысл соединить

С безумьем будничного смысла?

Вот он, главный вопрос. Поэт не дает на него внятного ответа, но говорит все же, что некая мысль или даже истина (в тексте – «она», и это явно не о женщине) входит в нас как свет (явно не беспощадный) или уходит, как сновиденье.

Все три текста складываются в своего рода трилогию, маленький роман воспитания в стихах: ребенок с его радостным непониманием мира через муки школьника, которого взрослые, сами ничего не понимая, пытаются убедить в его непроходимой тупости, приходит к раздумьям зрелого мужа, раздумьям как постоянной работе. И он понимает, что хаос и ясность в этой работе связаны друг с другом неразрывно. И что порядок в мыслях далеко не равен порядку складирования разного рода понятий и сведений в черепной коробке.

Да, кстати: череп возникает и в программных стихах «На лежбище котиков», в более чем прозрачном контексте, даже печенег припомнился:

Где мысли нет, там милосердья нет.

Ты видишь сам – нельзя без человека!

Приплюснута, как череп печенега,

Земля мертва, и страшен звездный свет.

Справка об авторе

Фазиль Абдулович Искандер родился 6 марта 1929 года в Сухуме, Абхазия. В 1938-м отца, перса по происхождению, депортировали из СССР, и ребенок воспитывался родственниками матери в селе Чегем. Его писатель прославил потом в романе «Сандро из Чегема» (1973).

Искандер закончил русскую школу в Абхазии, поступил в Москве в Библиотечный институт, откуда впоследствии перевелся в Литературный. После выпуска (1954) работал журналистом в Курске и Брянске. Начинал как поэт, выпустив в 1957 году первую книгу стихов «Горные тропы». Поэтические сборники выходили на протяжении всей жизни автора, хотя с переездом в Москву в 1962 году он занялся в основном прозой и именно как прозаик получил известность в 1966 году, после публикации в «Новом мире» повести «Созвездие Козлотура».

Поворотным пунктом в обращении к прозе стало знакомство с творчеством Исаака Бабеля. Тем не менее и Литинститут Искандер заканчивал как поэт, и в Союз писателей был принят именно в этом качестве. Затем стихи стали появляться в перерывах между большими прозаическими произведениями.

Жена Фазиля Абдуловича, поэтесса Антонина Хлебникова-Искандер, свое предисловие к юбилейному собранию стихов мужа озаглавила так: «Я выходила замуж за поэта...» В нем она рассказывает: «Стихи он сначала шагами выхаживал, потом записывал рукой, только потом подходил к машинке. Во всех квартирах, где мы жили, в местах, где он разворачивался на пятках, когда он по диагонали пересекал кабинет, пол был вытерт. Мысли, которые его особенно задевали, буквально ранили – их он часто выражал именно в стихах. Это обычно случалось в периоды упадка, когда он ходил душевно раненный, скажем мягко – от неурядиц, связанных чаще всего с прохождением его вещей в печать. Потом эти выхоженные поэтические "формулы" могли быть вмонтированы в какую-нибудь прозаическую вещь, в "Сандро", например, – но это потом. Сначала стихи».

Трудности с публикацией прозы возникли после участия Искандера в неподцензурном альманахе «Метрополь» (1979) и продолжались вплоть до середины 1980-х: так, полный текст романа «Сандро из Чегема» увидел свет в издательстве «Ардис» (США) и только в 1989 году был издан в СССР.

Писатель умер 31 июля 2016 года у себя на даче в Переделкино. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.